Состав раннемусульманской литературы

Состав раннемусульманской литературы, создававшейся в Пасее и Малакке, примерно одинаково реконструированный как в этой работе на основе сведений, содержащихся в хрониках, так и в статьях Л. Бракела на базе изучения отдельных произведений, и относительная стабильность этого состава на протяжении всего раннемусульманского этапа не подтверждают, казалось бы, естественную мысль о том, что само смешение индуистских и мусульманских элементов в повестях указывает на отраженный ими «переход от индуизма к исламу». Литература переходного периода в собственном смысле слова, как уже отмечалось, включала, с одной стороны, переработки индийских и яванских произведений, а с другой— переводы произведений ближневосточных (в первую очередь персидских). Синтез же элементов "той и другой традиций наблюдался лишь в сфере историографии и вызывался непосредственными династийными, нуждами. По-видимому, понадобились определенное время и определенные внутренние стимулы для того, чтобы подобная переходность-сосуществование, обусловленная довольно поверхностным восприятием мусульманской культуры, пока что распространявшейся «вширь», сменилась и в литературной области переходностью-взаимопро-никновением, связанной с более фундаментальным усвоением ислама и его движением «вглубь». Если вообще позволительно говорить о синтетических повестях как о явлении переходном, то в них совершался переход не от «индуизма» — древнемалайской литературы к литературе ислама, а от раннемусульманской литературы к литературе классической. Более же правомерно рассматривать их появление наряду с выработкой мусульманского литературного самосознания и становлением новых жанровых форм— шаира и китаба в сфере словесного творчества, а также торжеством суфизма в области религиозной как феномен, знаменующий глубинное приобщение малайской литературы к мусульманской культуре — «обращение духа». На этом этапе малайская мусульманская традиция была уже достаточно сильна, чтобы сплавить :на единой основе разнородные элементы.

Не случайно поэтому первыми сведениями о синтетических волшебно-авантюрных хикаятах мы вновь обязаны сочинениям, создававшимся в Аче в первой половине XVII в. Наиболее раннее упоминание о произведениях, в которых лишь сугубо гипотетически можно угадывать такого рода хикаяты, относится к 1603 г. и содержится в зерцале «Корона царей». Его автор (или переводчик), упомянув о полезности своей книги для малайских правителей и их подданных, писал:

«... и пусть не учатся они читать другие повести, ибо большинство повестей, прославленных в малайских землях, введут их и тех, кто станет их слушать, в соблазн в этом и том мирах. Ведь истории, содержащиеся во многих хикаятах, исполнены заблуждений и неверия, и читать или же слушать их — грех».

С полной определенностью о популярности в Аче XVII в. по крайней мере одного хикаята синтетического типа — «Повести об Индрапутре» свидетельствует упоминание о нем в трактате шейха Нураддина ар-Ранири «Праведный путь», познакомившегося с малайской литературой после прибытия в Аче.

Наконец, третье, вновь не вполне ясное указание на известность в Аче синтетических повестей содержится в предисловии к одной из них — «Хикаяту о Берме Шахдане». В этом предисловии сообщается, что «диковинное и редкостное содержание повести сошло в Высочайшем Присутствии с красноречивого языка Мауланы Шейха ибн Абу Бакара, гостя с Запада, который был весьма знаменит и хорошо известен в прежние дни, во времена султана — ученого и подвижника (захид), верного слову, блистательного покровителя». Далее султан характеризуется как «тот, чье счастье и помыслы высо-ки», как «опора всех государей и султанов, источник света для правоверных, воздвигавший знамена мудрости и справедливости над головами гонимых и гонителей» (перевод по с некоторыми уточнениями).