Шаир представлял собой форму с двойственной мотивацией

Думается, что ни один из этих аспектов сам по себе не может исчерпывающе объяснить проблему происхождения шаира. Скорее, Хамза Фансури, хорошо знакомый с арабской и персидской поэзией, в которой техника рифмовки (строгий порядок расположения и повторяемости рифм) является существеннейшим признаком стиха, создавая (или вводя) свою форму, стремился к тому, чтобы она удовлетворяла этим требованиям. В то же время направление его поиска определяла исконная малайская традиция, и именно она заставила обратиться поэта к мусаммату — форме, в наибольшей мере соответствующей ее требованиям. Возможно и другое — Хамза стремился представить фольклорную, по существу, форму как отвечающую правилам арабо-персидской поэтики. Оба эти предположения нисколько не противоречат друг другу. Как в том, так и в другом случае найденная Хамзой форма соответствовала, с одной стороны, нормам влияющей традиции, а с другой — традиции, воспринимающей влияние. Таким образом, она являлась литературным фактом с двойственной мотивацией, свидетельствующим об активной роли малайского субстрата в восприятии влияния и о синтезирующей способности малайской литературы.

Вывод о том, что шаир представлял собой форму с двойственной мотивацией, возникшую в суфийской среде, объясняет быстрое распространение его в малайском мире. Во-первых, влияние и активность суфиев в XVI—XVII вв. были весьма велики, и, во-вторых, шаир, как можно предполагать, не явился особой неожиданностью для малайских поэтов, узнавших в нем форму, близкую народной поэзии.

В XVII—XVIII вв. на базе стиховой формы суфийского шаира сложились основные разновидности малайских письменных нарративных поэм, содержание и образный строй которых, по-видимому, были многим обязаны различным видам фольклорных поэм, а также прозаическим хикаятам. В качестве этих разновидностей обычно выделяются шаиры любовно-романические, исторические, аллегорические (примыкающие отчасти к любовно-романическим, однако с героями — цветами, птицами, животными, насекомыми, отчасти— к шаирам суфийским) и, наконец, религиозно-дидактические.

Эта довольно приблизительная классификация основана на содержательно-тематическом принципе, не подкреплена анализом стиховой формы и изобразительных средств шаиров и является «внешней», т. е. предложена исследователями малайской литературы. Сами создатели и переписчики поэм неизменно именуют их просто шаирами и порой с помощью уже известных нам терминов красота, польза, утешение в печали и т. д. относят к одной из сфер литературной системы.

Все же при всех недостатках данной классификации она была сохранена в данной работе как за неимением лучшей, так и в силу удобства для первоначальной ориентации в массе текстов. X. Хойкас называл шаиры поэмами, «пригодными на все случаи жизни». В этом определении много справедливого. С появлением шаиров малайская литература как бы удваивается, ибо у каждого прозаического жанра появляется стихотворный двойник. Все же различия между стихотворными и прозаическими жанрами-двойниками довольно значительны как в изобразительно-композиционном плане, так и в плане идейном, тематическом и мировоззренческом (шаиры, в частности, как «новая» жанровая форма исламизируются быстрее хикаятов), а возможно, и в среде преимущественного бытования.