С помощью театральных постановок

Вообще мотивы театрального зрелища и — в несколько меньшей степени—исполнения литературного произведения играют крайне важную роль в повестях о Панджи. С одной стороны, как мы видели, мир предстает в повестях как своего рода театр, режиссерами которого выступают боги, и прежде всего театральный deus ex machina — Батара Кала. Радости и жизненные невзгоды, выпадающие на долю героев, постоянно мотивируются его заботами о том, «чтобы продолжилась пьеса» или «чтобы не прерывалось представление даланга». С другой стороны, излюбленный художественный прием повестей — это «театр в театре». Их персонажи (в частности, Ину Кертапати и Чандра Кирана) нередко являются читателю в обличье кукловодов, или режиссеров и исполнителей танцевальных драм, или чтецов классических поэм (какавинов и кидунгов).

В других случаях с помощью театральных постановок героям разъясняют неправильно понятые ими события прошлого (разыгрывание пьес об оклеветанной царевне в тех же повестях, с тем чтобы показать Радену Ину, как несправедливо он обошелся с ни в чем не повинной Чандрой Кираной). Наконец, пьеса может выступать в качестве резюме сюжета повести. Так, в конце «Повести о Чекеле Ваненг Пати» Раден Ину и Чандра Кирана разыгрывают историю своих злоключений. В то же время театрально-литературные «цитаты», почерпнутые из известных или по ходу дела пересказываемых произведений, создают эмоциональную атмосферу соответствующего эпизода и позволяют героям, вынужденным скрывать свои истинные чувства, выразить их ино-сказательно. Такое использование мотива театра в повестях несколько напоминает включение пантунов в более поздние, синтетические хикаяты.

Даже этого беглого обзора повестей о Панджи достаточно для того, чтобы узнать в них одну из разновидностей любовно-авантюрного жанра, распространенного в литературах многих народов мира. На наш взгляд, типологически повести стоят ближе всего к античным романам с их вполне очевидными мифологическими корнями и вместе с тем бесспорно беллетристической функцией, устойчивой сюжетной схемой и ярко выраженными театральными элементами, порой нарочито подчеркнутыми автором. Насколько сюжетная схема античного романа напоминает фабулы повестей о Панджи, видно, например, из ее изложения, данного И. М. Тронским: «Случайно встретившись на празднестве, герои немедленно друг в друга влюбляются. Наступает период обоюдного любовного томления, заканчивающийся свадьбой или тайной помолвкой и бегством, пели брак встречает препятствия со стороны родителей. Основное, однако, впереди. Наступает разлука. Один из героев попадает во власть разбойников, другой отправляется на его поиски. Они блуждают по разным странам, ищут друг друга, находят и вновь оказываются разлученными... Несчастья, постигающие влюбленных, не имеют внутреннего оправдания; они мотивированы лишь капризом Судьбы, непонятной волей какого-нибудь божества или его традиционным гневом... В некоторый момент всей этой неправдоподобной серии злоключений любящая пара воссоединяется, на этот раз уже прочно, для долгой и счастливой совместной жизни». Пожалуй, особенно близок к произведениям о Панджи роман Харитона Афродисийского «Повесть о любви Херея и Каллирои», главный герой которого выведен не только преданным любовником, но и победоносным полководцем.

Вместе с тем сходство повестей с античными романами лишь оттеняет их различия. Прежде всего античному роману чужда та «бесконечная временная перспектива», которую придает повестям о Панджи кармическая концепция цепи рождений. Далее, относительно своеобразен набор мотивов повестей, для которых, в частности, нехарактерны похищения героев разбойниками, продажа их в рабство и ряд других стереотипных повествовательных элементов античного жанра. Наконец, герой повестей обычно воинственнее своего греческого собрата, а сохранение верности героине редко удерживает его от вступления в брак с другими красавицами по ходу поисков суженой.