Родство с Искандаром

Во-первых, хронист решительно пересмотрел исконный «политический» миф малайцев о происхождении их государей от брака сверхъестественных существ, олицетворявших стихии солнца, воды и земли. Малаккские султаны нуждались не в «обычном» сверхъ-естественном прародителе, но в великом мусульманском предке, каковым и стал Искандар Двурогий — завоеватель мира, до самых его пределов распространивший «веру Ибрахима». Уступкой местной мифологии, призванной сохранить «связь времен», осталось лишь утверждение, что основатели малайских правящих домов были рождены в море от брака морской царевны и внука Искандара, а затем снизошли на гору Си Гунтанг Махамеру с небес. Прежний миф обеспечивал малайским правителям легитимность и окружал их власть ореолом магического могущества. Новый — о родстве с Искандаром, сохранив в интерпретации хрониста те же черты, позволил малаккским султанам, а с ними и малайцам, как равным, вступить в мир ислама и обрести в нем свою историю. Впоследствии эту идею успешно разовьет в своем «Саде царей» гуджератский богослов Нураддин ар-Ранири, а Тун Сери Лананг, попытавшись более обильно ввести в «миф об Искандаре» автохтонные и древнеиндийские элементы, лишь создаст в хронике ряд неразрешимых противоречий.

Во-вторых, еще непосредственно не сформулированная и довольно грубая социальная этика «Повести о раджах Пасея», ничем, не ограничивающая ни подчиненное положение подданных, ни произвол государя, обретает в «Малайских родословиях» ясно выраженную, более утонченную и гуманную форму добровольного общественного договора. Подданные клянутся сохранять верность династии, сколь бы жестоки ни были правители, государи — не обесчестить подданных, как бы тяжко те ни провинились, и всегда обходиться с ними в соответствии с установлениями шариата. В предсмертных наставлениях наследнику каждый из султанов Малакки как бы вновь оглядывается на этот договор, верховным арбитром которого выступает сам Аллах, и уточняет обязанности правителя. Особенно подробно рассматривает их султан Алааддин, по словам которого государь должен быть богобоязнен, справедлив, прислушиваться к словам советников, не покушаться на то, что принадлежит подданным, и не карать их без тщательного дознания, ибо «царство того, кто казнил невиновного, падет».

Гармонизирующее воздействие договора на малайскую историю сказывается тотчас после его заключения. Благодаря ему обуздывается и обретает благую направленность до того вредоносная и хаотичная магическая сила первого малайского правителя — Сери Три Буаны, вызывавшая тяжкий кожный недуг у его невест. Сери Три Буана женится на дочери местного старейшины, и его отношения с подданными принимают форму сулящего стране процветание брачного союза государя с малайской землей и народом, символом которых в хронике выступают бендхары. С не меньшей определенностью дают знать о себе и катастрофические последствия нарушения договора. Когда последний, сингапурский и первый малаккский правитель — Искандар-шах по ложному обвинению в измене предает позорной казни одну из наложниц, маджапахитские войска до основания разрушают Сингапуру.

Мотив договора не только дает ключ к скрытому смыслу событий прошлого, но и позволяет хронисту вселить в современников надежду на будущее, ибо гарантированный Аллахом договор неизменен и вечен и, покуда живы потомки Сери Три Буаны, готовые вместе с подданными этот договор исполнить, слава малайцев может вновь возродиться. Наконец, трудно переоценить композиционную роль этого мотива в оформлении хроники как целостного, хотя и принципиально открытого, произведения, эпизоды которого нередко через многостепенное опосредование ему подчинены.