
Профессия и репортаж чувств героя
Показывая его состояние, режиссер и оператор пользуются весьма выигрышным для решения данной задачи приемом параллельного монтажа. Крупные планы Тимченко сопоставляются ими то с натянутыми, как струна, вот-вот готовыми лопнуть тросами, то с гусеницами преодолевающего подъем трактора, со скрежетом вгрызающимися в землю, то с угрожающе накренившейся при переправе через реку стальной громадой вышки. Монтаж сцены выгодно оттеняет смену чувств на лице Тимченко: крайнюю степень напряжения, сосредоточенное внимание, уверенность, радостную улыбку. Выразительны жесты, которыми он, подобно дирижеру огромного оркестра, управляет движением тракторов. Они еще более подчеркнуты удачно выбранной Л. Барышевым точкой съемки: кадры, показывающие Тимченко, освобождены от бытовых подробностей, его высокая фигура отчетливо, временами почти силуэтно рисуется на фоне светлого неба. Ощущение драматизма происходящего усиливается мощным закадровым гулом моторов...
Так мастерство документалиста в сочетании с правильно найденным «узлом» жизненного явления превращает обыденный, казалось бы, факт в остродраматичную сцену, в поэтически осмысленную картину жизни, делая нас не только заинтересованными свидетелями, но и внутренне активными соучастниками отображаемого события и чувств людей.
Связь «репортажа чувств» и изображения трудовой деятельности далеко не всегда бывает непосредственно выраженной, прямой. Точнее, документалист вовсе не обязан в каждом отдельном случае наглядно демонстрировать ее. Иногда она может подразумеваться сама собой или угадываться зрителем — однако на основе того же взволнованного эмоционального состояния человека, которое мы обязательно должны воочию видеть, ощущать в его кинематографическом портрете.
Это ключевое звено в художественной характеристике героя.
В 1957 году в киножурнале «Советский Дальний Восток» появился надолго запомнившийся зрителям сюжет. Мы имеем в виду внешне как будто бы ничем не примечательный репортаж оператора Ф. Фартусова «Доярка
А. Вишнякова». В нем синхронно снято выступление Вишняковой перед микрофоном радиостудии. Диктор почти не вмешивался в эту сцену — разве только представил зрителям немолодую, суровую на вид женщину. Обо всем остальном — о своей работе, о том, как ей удалось добиться выдающихся трудовых успехов,— она рассказала сама. И рассказала так образно и ярко, с таким большим внутренним волнением, просто и вместе с тем убедительно, что после синхронных съемок Вертова и Кармена интервью Ф. Фартусова явилось, пожалуй, наивысшей удачей советской кинопублицистики в этом жанре.
Фартусов исключительно точно выбрал обстановку и метод съемки. Если бы он стал снимать Вишнякову в коровнике или в поле, в окружении других людей, то предельная искренность и эмоциональность ее выступления, несомненно, оказались бы в значительной степени потерянными. Не была бы воспринята, очевидно, с такой ясностью и чистота, народность языка ее речи. Второстепенные детали, неизбежно заполнившие кадр, отвлекали бы зрителя от главного, мешали ему сосредоточить внимание на Вишняковой, следить за выражением ее лица, вслушиваться в ее интонации. Для того чтобы все это в полной мере дошло до нас, требовалась известная отвлеченность съемки от обычных жизненных условий, некий «нейтральный фон». Фартусов нашел его в радиостудии. И вот то, как рассказала в этих условиях Вишнякова о любви к животным, о своей заботе о них, позволило нам узнать главное о ее чисто профессиональном деле.
Давай, скажи всё что ты думаеш!