ПОВЕСТИ О ПАНДЖИ

«Каменные книги» — храмовые рельефы средневековой Явы — среди прочего сохранили для нас два крайне любопытных изображения. На первом посреди затерянной в лесу деревушки мы видим еще не запряженную повозку, на подножке которой расположился молодой царевич, окруженный четырьмя спутниками. Двое из них — знатные юноши царского рода (это заметно по особой.манере носить саронг), двое других — слуги, судя по лицам и позам, жестоко страдающие от холода, а поскольку это на Яве возможно лишь в ночные часы, время действия сцены, несомненно, ночь. Другой рельеф изображает того же царевича в сопровождении слуг. Под ногами его высечена дата, соответствующая 1413 г. Особенности облика царевича и характерные детали первого рельефа позволили предположить, что он изображает Радена Ину Кертапати — царевича Панджи, героя бесчисленных поэм, повестей и пьес теневого театра (ваянг гедог) и театра масок (ваянг топенг), в тот момент, когда он держит совет с братьями и слугами, собираясь под покровом ночи увезти во дворец свою первую возлюбленную Кен Мерталангу.

Свидетельства этих рельефов в совокупности с данными таких хроник, как «Малайские родословия» и «Повесть о Банджаре», позволяют считать, что уже в XV —первой половине XVI в. произведения о Панджи были широко популярны как на Яве, так и в малайском мире. Эпизод из «Малайских родословий» знакомит нас с первым из упоминавшихся выше типов этих произведений, история же о Мерталангу — со вторым.

Исследователи уделили немало внимания проблеме генезиса и распространения сочинений о Панджи, известных не только в Малайзии и Индонезии, но и далеко за их пределами — в Кампучии, Таиланде, Бирме . Одни ученые (В. Рассерс, Я. Рас) стремились показать, что они развились из древнего индонезийского дуалистического мифа о первопредках, тесно связанного с социальной структурой архаического яванского общества. Другие считали, что в основе произведений о Панджи лежат события яванской истории, и предпринимали попытки определить исторические прототипы главных героев. Так, голландский индо-незист П. ван Стейн Калленфельс рассматривал в качестве прототипа Панджи одного из могущественных яванских правителей — Эрлангу (XI в.). Р. М. Н. Пурбочороко, опираясь на данные эпиграфических источников и древнеяванской поэмы «Смарадахана», отождествлял Панджи с правителем яванского государства Кедири — Камешварой I (1117—1130), а Чанд-ру Кирану — с его супругой Киранарату из Дженгалы и соответственно относил зарождение сюжета к кедирийскому времени5 (XII—XIII вв.). Новейшие эпиграфические исследования подтвердили, что в произведениях о Пайджи: могли найти отражение некоторые факты яванской истории XI в.г в частности разделение Эрлангой своего государства между сыновьями, один из которых правил в Кедири, а другой — в Дженгале. К. X. Берг, напротив, считал, что историческая обстановка, запечатленная в произведениях о Панджи, указывает на то, что они возникли в Маджапахите, и прототип их главного героя онз видел в прославленном государе Маджапахита — Хаяме Вуруке-(Раджасанегаре), правившем с 1350 по 1389 г. ч.

Суммируя результаты этих исследований, можно в предварительном порядке предположить, что прообраз пьес, поэм и повестей о Панджи возник в кедирийский период в результате насыщения старой мифологической схемы историческими реминисценциями и реалиями. В дальнейшем около двух веков он, скорее всего, сохранялся в устной традиции типа той, что передавалась профессиональными сказителями виду аманчангах, чей репертуар включал мифологические и исторические повествования ), а возможно, и в театральных кругах. Значительную популярность произведения о Панджи, выросшие на основе этого прототипа, приобрели по-видимому, в эпоху Маджапахита, для придворных поэтов которого вообще было характерно увлечение местными сюжетами и жанрами, до топь остававшимися несколько в тени. Должно быть, от маджапахитских (если еще не от кедирийских) времен сказания о Панджи унаследовали ряд тантрических элементов, заметных, например, в описаниях ужасающих призраков, являющихся Радену Ину ночью на кремационной площадке, в сцене соблазнения его их повелительницей или ритуального свадебного танца (пулир), в котором царевич исполняет партию невесты, а Чандра Кирана — жениха.