Открытие шриланкийского ученого С. Паранавитаны

Подобные завершения повествований о важных исторических событиях вообще характерны для малайских хроник. Однако не вполне ясно, отражают ли эти черты стилистического сходства близость «шривиджайских анналов» и исторических сочинений мусульманского периода или же объясняются тем, что фрагмент анналов сохранился в пересказе автора-мусульманина. Не меньшую трудность представляет и вопрос о том, влиянию буддийской традиции или же мусульманской передачи следует приписать, пожалуй, несколько чрезмерный для стиля позднейших малайских хроник дидактический элемент, свойственный рассказу из «анналов».

Открытие шриланкийского ученого С. Паранавитаны подтвердило существование в Шривиджайе исторических сочинений. Среди памятников эпиграфики Шри Ланки С. Паранавитана обнаружил изложение диспута о сравнительной надежности цейлонской хроники «Махаванса» и шривиджайской хроники «Суварна-пураванса», имевшего место в 1173 г. в королевском дворце в Поллоенаруву. Один из участников этого диспута — Буддхаприя-стхавира, ученик Ананда-стхавиры, прибывшего на Шри Ланку из Шривиджайи,— отстаивая достоверность «Суварнапуравансы», завершенной в XI в., привел ее краткий поглавный пересказ, естественно уделяя особое внимание событиям, нашедшим отклик в истории Цейлона. Судя по этому пересказу, «Суварнапураванса» излагала исторические события от введения буддизма на Суматре до изгнания из Шривиджайи захвативших ее тамилов и возведения на престол государства Чолов шривиджайского ставленника Кулоттунги. Особый интерес представляет замечание Буддха-прии о том, что первоначально шривиджайская хроника была написана на малайском языке, а затем переведена на санскрит, пали, тамильский и сингальский.

Описание функциональной сферы шривиджайской литературы останется неполным без краткого обзора тех, к сожалению, весьма скудных сведений, которые сохранились о ее создателях.

Одной из центральных фигур функциональной сферы, насколько можно судить по ее реконструированному жанровому составу, являлся придворный историограф-панегирист типа древнеяванского кави или позднейшего яванского пуджанги, деятельность которых была сакрализована. Важной функцией кави было использование сокровенной силы слова для укрепления магического могущества обожествленного правителя (девараджи), служившего залогом процветания государства. Такое магическое укрепление могущества, по представлениям общества, верящего в сверхъестественное влияние слова и словесных произведений («литературную магию»), могло достигаться как благодаря прямому приписыванию правителю определенных свойств, так и при помощи отождествления государя с богами и героями, воплощением которых он якобы являлся или в мистический союз с которыми вступал. Примером первого рода может служить панегирик лигорской стелы, примером второго — последовательное уподобление королевы Шривиджайи по имени Тара — Пауломи, Рати Ларвати и Таре в надписи из Наланды ( или скрытое отождествление Адитьявармана и его супруги с Матангини и Матангинишей в надписи на спине статуи Амогхапаши ).

Память об институте панегиристов-историографов сохранили «Малайские родословия». В содержащемся в них рассказе о нисхождении на гору Сегунтанг Махамеру в окрестностях Палембанта (Шривиджайи) основателя малайской государственности Санг Супарбы (по другой версии — Санг Утамы ) повествуется среди прочего о том, что волшебный, цвета серебра ездовой бык государя (по другой версии — бык, принадлежавший двум женщинам, первыми увидевшими Санг Утаму ) отрыгнул пену, из которой «вышел человек по имени Бат», восславивший государя в панегирике, давший ему титул Сери Тери Буана и скрепивший его брак с Ван Сендари — дочерью местного вождя.