Контакты с яванской культурой

XIII—XIV века представляют собой период интенсивного яванского влияния на малайский мир, который не только оказался втянутым в политическую орбиту яванской империи Маджапахит, но и испытал глубокое культурное воздействие Явы. В частности, именно в это время яванские сказания о странствующем рыцаре и покорителе женских сердец Панджи дают знать о себе в малайской литературе, о чем свидетельствует беллетристическая вставка из «Повести о раджах Пасея», в которой повествуется о любви маджапахитской принцессы и пасейского царевича.

Контакты с яванской культурой, по-видимому, усилили индуистские элементы, существовавшие в самой древнемалайской традиции, но до тех пор несколько отодвинутые на периферию, и способствовали включению индуистских мотивов в «праверсию» «Повести о Сери Раме» и росту ее авторитета в малайской словесности. Вместе с тем размывание границ высокой санскритизирован-ной культуры Шривиджайи культурой массовой, опирающейся как на местный этнос, так и на торгово-ремесленную индийскую среду в малайских городах-государствах, также стимулировалось воздействием Явы, на которой аналогичный процесс, как можно полагать, зашел к этому времени дальше. Достаточно вспомнить о моде на поэзию в народном стиле при дворе маджапахитского правителя XIV в. Хаяма Вурука, о сильнейшем влиянии местной традиции в архитектуре восточнояванских храмов XIII—XIV вв. и позднемаджанахитской скульптуре, о бесчисленных театральных представлениях и выступлениях сказителей на праздниках в столице Маджапахита и т. д..

Характерно, что не столько буддизм, вероятно представлявшийся обыденному сознанию малайцев, как и яванцев, чуждой религией элиты, сколько индуизм и синкретизированные с ним культы с их более мощной (часто типологически близкой к местной) мифологией и связанной с ней пластичностью и «нарративностью» мировосприятия воздействовали на формирование массовой малайской литературы и культуры. При этом интересно отметить, что в традициях как яванской (какавин «Рамаяна»), так и в малайской (устная «праверсия») сказание о Раме выступает первым в собственном смысле слова литературным произведением на. местном языке, однако если на Яве оно знаменует раннее превращение древнеяванского языка в язык высокой аристократической культуры, то в малайском мире может служить предвестником той сниженной городской культуры, которая составит основу цивилизации малайских мусульманских султанатов.

Реконструировать характер бытования произведений в нефункциональной сфере древнемалайской словесности помогают недавние исследования, посвященные «Рамаяне» в живой традиции малайского теневого театра ваянг кулит, распространенного в султанате Келднтал. Данные этих исследований представляют особый интерес в связи с гипотезой о ваянговом происхождении «Повести о Сери Раме» и бесспорным влиянием ее, по существу, на всю малайскую беллетристику.

Судя по келантанской традиции, цикл Рамы представлялся малайцам своего рода «деревом», имевшим наряду со сказанием-стволом — относительно стабильным основным сюжетом — также сказания-ветви, сказания:листья, сказания-цветы — зыбкую и подвижную периферию, образуемую рассказами о более поздних или менее значительных приключениях героев и их потомков. В отличие от сказания-ствола эти сказания, как правило, не претендовали на историческую достоверность и часто «придумывались», точнее, конструировались отдельными далангами (кукловодами). Порой «придуманные» пьесы канонизировались и, становясь общим, достоянием кукловодов, приобретали более стабильную форму.