Философско-мировоззренческий аспект

Огромный объем повести, хитросплетения сюжетных линий, бесчисленные приключения героев, их сестер и братьев, непрестанно меняющих имена,— все это делает ее в глазах европейских исследователей чем-то до крайности путанным и хаотичным. Однако «калейдоскопичность» повести, скорее, кажущаяся. Постоянное вмешательство в ход событий Батары Калы организует любовные перипетии персонажей, их поединки, битвы, превращения в достаточно стройное композиционное целое — своего рода четырехактную драму. При этом, несмотря на высокую вариативность и многообразие частных мотивов в рамках отдельного «акта» (их действие последовательно разворачивается в Курипане, Дахе, Гагеланге и вновь в Дахе), повторяемость в каждом из них строго определенного набора основных элементов (романические партии влюбленных, преодолевающих встающие на их пути препятствия; смеховая линия слуг; комбинация стандартных описаний) придает всей драме циклический характер.

На первый взгляд вторжения божества в развитие сюжета мо-тивировано чисто литературными причинами — его стремлением «продлить пьесу», однако их подлинный смысл значительно глубже и отражает уже известные нам представления творцов повестей о незыблемости мирового порядка и вместе с тем о конфликте, которым эта незыблемость чревата, о предопределении, игре судьбы (не случайно горе и радость в «Повести о Чекеле Ваненг Па-ти» неизменно идут «встык») и человеческой активности. Трижды, когда, казалось бы, желанная гармония и устойчивость уже достигнуты и ничто более не мешает соединению влюбленных, своенравные внешние силы — судьба, воплощенная в Батаре Кале,— вновь их разлучают, и трижды «движимые любовью» силы внутренние — сами герои повести — с неизменным упорством принимаются восстанавливать нарушенную гармонию. При этом увековечить ее может лишь правильное согласование обеих сил, символизируемое венчающим повесть исполнением обета. Таковы основы миропорядка в повести, вырисовывающиеся в самой ее композиции.

Философско-мировоззренческий аспект произведения тесно связан с его не менее важной дидактической направленностью. «Повесть о Чекеле Ван-енг Пати» является подлинным учебником куртуазного, т. е., в понимании ее автора (авторов), правильного и уравновешенного поведения, существенную сторону которого составляет искусство наслаждаться прекрасным в трех его важнейших ипостасях — красоте возлюбленной, природы и слова, в особенности слова иносказательного. В бесчисленных эпизодах повести перебраны все возможные ситуации, в которых может оказаться молодой аристократ, и показано, как человеку с хорошими манерами надлежит есть, пить, жевать бетель, каковы должны быть походка и жесты воспитанного человека, когда он должен быть учтивым и уступчивым, а когда непреклонно твердым, как надлежит выражать свои чувства и как обходиться со слугами, с лицами более знатными, чем он сам, и ему равными, с дружественными и враждебными государями, с оказывающими сопротивление и покоряющимися без боя противниками и т. д.

Особенно важную роль в яванско-малайском кодексе куртуазного поведения играет своеобразная «наука любви», в зависимости от социального статуса героев, предстающая в двух ипостасях.. Одна из них, присущая тем произведениям о Панджи, в которых: героиня выступает как «низкий» персонаж, хорошо описана Б. Б. Парникелем на основе «Поэмы о Кен Тамбухан»: «Задача, мужчины улестить, расположить в свою пользу и подчинить предмет своей страсти. Царевич осыпает Кен Тамбухан бесчисленными суперлативно-ласкательными наименованиями: „золотце мое", „небесная дева", „благороднорожденная младшая сестра", „луче-зарноликая", „жизнь моя", „свет моих глаз", „повелительница" и т. п. Далее он без околичностей сообщает девушке, что просто не в состоянии ее покинуть и отныне ей не пристало спать в одиночестве. А как же ведет себя во время объяснения Кен Тамбухан? Отвечает на первые этикетные вопросы царевича. Просит его-поскорее удалиться, иначе разгневается государыня-мать. Просит убрать руки. И еще пугается, смущается, тоскует, томится, грустит и плачет, плачет. Разумеется, можно увидеть за этим опять-таки литературный этикет... Но справедливо ли это, когда о подневольности героини неоднократно говорят и она сама, и ее слу-жанки, когда настойчивый влюбленный, в сущности, не предоставляет девушке никакого выбора, а о „положительных эмоциях" Кен Тамбухан можно судить лишь по одному упоминанию о том, что сердце ее смягчилось, и другому — о том, что она слегка улыбнулась, приласкав царевича по его просьбе».