Этикетность поведения героев

Укрупнение изображения сразу же меняет расстановку акцентов в повести и сосредоточивает наше внимание на ее психологизме. Сквозь строгую этикетность поведения героев, традиционно внешнее изображение их эмоций, проявляющееся в чрезмерной, на наш (но отнюдь не на средневековый малайский) взгляд, мелодраматизации описаний, начинают проглядывать характеры живых людей.

Это и снисходительный к «причудам» любимого сына раджа Пуры Негары, с неизменным добродушием успокаивающий государыню словами о том, что «в обычае. мужчин наслаждаться близостью многих жен» и что «любовь не длится вечно». И мстительная, не позволяющая становиться себе поперек дороги государыня, изъясняющаяся с язвительными недомолвками и настойчиво твердящая: «До тех пор моя душа не обретет покоя, покуда не лишу я жизни презренную Кен Тамбухан». И сам царевич Андакен Пенурат, предпочитающий забавы с друзьями аудиенциям у отца и всякий раз объясняющий свое отсутствие недомоганиями и нестерпимой головной болью, по-детски эгоистичный и легкомысленный (недаром Кен Тамбухан, оскорбленная по вине царевича, укоряет его: «Ты словно дитя, не ведающее забот») и внезапно постигающий всю силу любви и всю нестерпимость утраты. И, наконец, Кен Тамбухан — наиболее живой, нежный и переменчивый образ повести. То мы видим ее до смерти напуганной грозящей немилостью правителя Пуры Негары, а то, как бы вспомнив о благородной крови, струящейся в ее жилах, она Произносит гневную речь об унижениях в чужом дворце или, своенравно прищелкнув языком, отворачивается и «замыкает уста». То она пишет Андакену Пенурату исполненное преданности письмо («я стану рабыней у ног господина и его жены...», а то, по-женски раздосадованная робкими ласками вновь обретенного супруга, восклицает: «О старший брат мой, уж не нынче ли ты меня встретил, что ведешь себя будто новобрачный, впервые вошедший к невесте!».

С Кен Тамбухан связаны наиболее тонкие по рисунку сцены повести. Мы находим ее в залитом лунным светом саду всматривающейся в скольжение легких облаков и угадывающей в череде их встреч и расставаний свою горькую судьбу. Или застаем за игрой на гендере (род ксилофона), «дрожащие, пресекающиеся и готовые вот-вот умолкнуть» звуки которого так точно соответствуют состоянию ее души. Или видим прислонившейся к усыпанному белыми цветами стволу дерева кемунинг, закутавшейся в широкий шарф и готовой принять смерть, словно неотвратимую расплату за свою любовь.

Характерной чертой «Повести об Андакене Пенурате» является нарастающая трагичность ее звучания, та тема предопределенности гибели героев, которую может разрешить лишь вмешательство Батары Калы. Лейтмотивом проходят через повествование слова придворных и государя, любующихся красотой влюбленных, о том, что они видят царевича и царевну в последний раз или будто навек прощаются с ними. Одно за другим следуют зловещие предзнаменования: спотыкается Андакен Пенурат, не хотят бежать впереди его коня охотничьи собаки, грают вороны на деревьях. С предзнаменованиями чередуются провидческие сны, в одном из которых Кен Тамбухан, облаченная во все красное, восходит в небесную обитель Батары Гуру. Сон сбывается, и кровь умирающей царевны окрашивает в алый цвет ее одежды.

Психологизм повести сам собой обращает ее к образам природы — неисчерпаемого источника параллелей к человеческим настроениям. Природный «аккомпанемент» слышен на всем протяжении повести. Он сопровождает и рождение царевича, и раздумья Кен Тамбухан в саду, и ее смертный путь: «При виде царевны раскрылись цветы в лесах, источая дивные ароматы, сладостно загудели шмели, во множестве вившиеся над цветами ангсоки, и жужжание их было подобно голосам людей, оплакивающих Кен Тамбухан... Все твари, обитавшие в лесах, подняли небывалый шум при ее появлении и стали перекликаться, словно люди, пришедшие проститься с царевной, обреченной на смерть. Громко затрубили олени, и их голоса были подобны человеческим... После же у подножия гор пророкотал гром, повеял легкий ветерок, и казалось, будто и гром и ветерок грустят о Кен Тамбухан, обреченной на смерть; начался дождь, и капли его тихо падали на землю, словно слезы из глаз плакальщиков, рыдающих над телом царевны».

Итак, если в «Повести о Чекеле Ваненг Пати» перед нами ярко раскрываются философский и учительный аспекты повестей о Панджи, то «Повесть об Андакене Пенурате» помогает лучше понять другую, порой несколько затемненную сложностью сюжетных перипетий их сторону — эстетизированное воспроизведение мира человеческих чувств.