Древнеяванская эстетика

 Древнеяванская эстетика оказывается во многих основных чертах поразительно близка малайской эстетике мусульманского периода. Весь ход творческого процесса древнеяванского поэта и его малайского коллеги-мусульманина тождествен. И у того и у другого мы наблюдаем обращение к божеству в аспекте красоты, медитативное сосредоточение на нем (в одном случае йогическое, в другом — зикрическое), приводящее к «отключению» внешнего «я», погруженного в эмпирическую реальность, и благодаря этому к созерцанию ноуменальной сферы в виде потока образов, протекающих в душе, и, наконец, к правильному воплощению увиденного образа в слове. Весьма сходны и концепции прекрасного в древнеяванской (лан-го) и малайской (индах) литературах. Особенно заметно это сходство в психологии восприятия прекрасного. В обоих случаях речь идет об ошеломляющем воздействии ланго и индах, которое ведет к забвению своего «я», растворяющегося в объекте, наделенном этим свойством, и переживании при этом наслаждения.

Сходство малайской и древнеяванской эстетических теорий имеет не только типологический интерес. Хотя нам практически ничего не известно о знакомстве малайцев в период индианизиро-ванных государств с индийской эстетикой (правда, памятники эпиграфики, например лигорская стела, как отмечалось, демонстрируют осведомленность в канонах санскритской поэзии кавья), трудно, учитывая длительные культурные и литературные контакты с яванцами, сомневаться в том, что древнеяванский вариант этой теории в каком-то виде мог быть усвоен в малайском мире, где именно с Явой связывалось наиболее утонченное понимание прекрасного. Не случайно в «Повести о раджах Пасея» яванцы выступают признанными экспертами в области красоты, а в поэме о Панджи на среднеяванском языке — «Малат» они по этому же признаку противопоставляются малайцам из Малаю, Прибывшим из-за моря с братом Чандры Кираны: «...яванцы искушены в прекрасном (калангван; Пурбочороко переводит это слово как кеиндахан), а люди из-за моря неловки» (. Не случайно также глухие отголоски учения о расе представлены в малайской литературе именно в предисловиях к произведениям яванского цикла о Панджи. Поскольку, однако, ключевой для этих предисловий термин пенгхибур регулярно встречается в типично мусульманских предисловиях, можно думать, что и в повестях о Панджи актуальное значение его интерпретировалось скорее в духе мусульманской концепции «психотерапевтической функции» литературы.